27 января 1944 года наши солдаты прогнали фашистов с Ленинградской земли. Окончена блокада, длившаяся 900 дней. 900 героических дней! В этот день в честь разгрома фашистских войск под Ленинградом над Невой прозвучал праздничный салют. Все люди вышли из своих домов и со слезами на глазах смотрели в небо. С тех пор прошло много лет. Но подвиг, совершенный ленинградцами в годы блокады, навсегда останется в нашей памяти, в названиях улиц и площадей, в величественных памятниках.

Гитлеровские войска одновременно с битвой под Москвой начали новое крупное наступление на Ленинград. Гитлер поставил перед своей армией цель: захватить и уничтожить город. В сентябре 1941 года крупная немецкая группировка "Север" захватила подступы к городу. В короткий срок Ленинград был превращен в город-крепость. В нем построили 35 км баррикад, 4170 дотов, 22000 огневых точек. Фашисты ежедневно проводят артиллерийские обстрелы и бомбежки. Днем Ленинград обстреливался из дальнобойных орудий, а ночью на город с самолетов сбрасывались зажигательные и фугасные бомбы. Советские войска отступали за реку Неву и Ладожское озеро. Ленинград оказался в кольце окружения. Началась блокада. С каждым днем в городе таяли запасы продовольствия. Рабочие получали в день всего по 250 грамм хлеба, а служащие, иждивенцы и дети – по 125 грамм. Зимой 1941-1942 годов в городе не было топлива и электроэнергии. Замерзли водопровод и канализация. За водой для питья приходилось ходить на набережную Невы, спускаться на лед и делать проруби, потом под обстрелом доставлять воду домой. Много ленинградцев погибло от голода. Все дороги были захвачены фашистами. Связь была с городом только по Ладожскому озеру. Не зря её назвали «Дорогой жизни». По "Дороге жизни" было эвакуировано 1 миллион 376 тысяч человек. В город было доставлено 262 тысяч тонн продовольствия. По решению Государственного комитета через Ладожское озеро был проложен трубопровод, по которому в город подавалась нефть.

Из воспоминаний:

"К началу войны мне не исполнилось еще и 7 лет. В октябре 1941-го после бомбежки и ранения мама водила меня на перевязку в поликлинике на Красной улице. Всю дорогу она наставляла меня, что надо не плакать, когда медсестра будет снимать, а точнее отдирать старую повязку: "Стыдно плакать. Всем трудно, тяжело, больно, не только тебе, сожми кулачки и молчи".

"Горожане быстро съели все свои запасы в домах. Варили похлебку из плиток столярного клея… В городе исчезли все коши и собаки… Родные уходили на работу, а я оставалась одна в пустой квартире и лежала на кровати. Уходя, взрослые оставляли мне кружку с водой и маленький кусочек хлеба. Иногда за ним приходили крысы, я называла их "кисками""

"Мы не знали другой жизни, не помнили ее. Казалось, что это и есть нормальная жизнь – сирена, холод, бомбежки, крысы, темнота по вечерам… Однако я с ужасом думаю, что должны были чувствовать мама и папа, видя, как их дети медленно движутся к голодной смерти. Их мужеству, их силе духа я могу только позавидовать"

"Однажды в октябре мама взяла меня с собой в булочную за хлебом… Я вдруг увидела муляж булки в витрине и закричала, что хочу ее. Очередь стала объяснять мне, что это не настоящая "булка" и есть ее нельзя, можно сломать зубы. Но я уже ничего не слышала, не понимала, я видела булку и хотела ее. Я начала вырываться, бросаться к витрине, со мной началась истерика"

"Школы закрывались одна за другой, потому что учеников становилось все меньше. А ходили в школу в основном из-за того, что там давали тарелку супа. Помню переклички перед занятиями, на каждой из которых звучало — умер, умер, умер"

"Мама призналась, что не могла смотреть в наши ввалившиеся глаза, и приглушив совесть, выловила однажды в подвале такого же голодного кота. И чтоб никто не видел, – тут же его и освежевала. Я помню, что еще долгие годы после войны мама приносила домой несчастных бездомных кошек, раненых собак, разных бесхвостых пернатых, которых мы вылечивали и выкармливали"

"У мамы пропало молоко, и Верочку нечем было кормить. Она умерла от голода в августе 1942 года (ей был всего 1 год и 3 месяца). Для нас это было первое тяжелое испытание. Я помню: мама лежала на кровати, у нее распухли ноги, а тельце Верочки лежало на табуретке, на глазки мама положила ей пятаки"

"С каждым днем есть хотелось все сильнее. В организме накапливался голод. Вот и сегодня, я пишу эти строчки, а мне так хочется есть, как будто я давно не ела. Это ощущение голода всегда преследует меня. От голода люди становились дистрофиками или опухали. Я опухла и мне это было забавно, я хлопала себя по щекам, выпуская воздух, хвастаясь, какая я пухлая"

"Из всей нашей густонаселенной коммуналки в блокаду нас осталось трое – я, мама и соседка, образованнейшая, интеллигентнейшая Варвара Ивановна. Когда наступили самые тяжелые времена, у нее от голода помутился рассудок. Каждый вечер она караулила мою маму с работы на общей кухне. „Зиночка, – спрашивала она ее, – наверное, мясо у ребеночка вкусное, а косточки сладенькие?"

"Умирали люди прямо на ходу. Вез саночки — и упал. Появилось отупение, присутствие смерти рядом ощущалось. Я ночью просыпалась и щупала – живая мама или нет"

"Мама оказалась в больнице. В итоге мы с братом остались в квартире одни. В какой-то из дней пришел отец и отвел нас в детский дом, который находился около училища Фрунзе. Я помню, как папа шел, держась за стены домов, и вел двоих полуживых детей, надеясь, что, может быть, чужие люди их спасут"

"Однажды на обед нам подали суп, а на второе котлету с гарниром. Вдруг сидящая рядом со мной девочка Нина упала в обморок. Ее привели в чувство, и она снова потеряла сознание. Когда мы ее спросили, что происходит, она ответила, что не может спокойно есть котлеты из мяса своего брата. Оказалось, что в Ленинграде во время блокады ее мать зарубила сына и наделала котлет. При этом мать пригрозила Нине, что если она не будет есть котлеты, то ее постигнет та же участь"

"Ко мне вышла сестра, посадила меня на скамейку и сказала, что мама недавно умерла. Мне сообщили, что все трупы они увозят в Московский район на кирпичный завод и там сжигают. Деревянный забор почти полностью разобрали на дрова, поэтому подойти к печам можно было довольно близко. Рабочие укладывали покойников на транспортер, включали машины, и трупы падали в печь. Создавалось впечатление, что они шевелят руками и ногами и таким образом противятся сжиганию. Я простояла в остолбенении несколько минут и пошла домой. Такое у меня было прощание с мамой"